ДУГИН О РУССКОМ «ОСОБОМ ПУТИ» И ЕВРОПЕ: ЛИБЕРАЛЫ-ЗАПАДНИКИ ОБЕСКУРАЖЕНЫ... / ОТВЕТ БАУМЕЙСТЕРУ
HTML-код
- Опубликовано: 16 сен 2024
- #Дугин #Баумейстр #империя
По сути российский философ Александр Дугин, директор Высшей политической школы им. русского философа Ивана Ильина, ответил на многие моменты критики украинского философа Андрея Баумейстера, который поставил под сомнение его концепцию «особого пути». Славянофилы, евразийцы, почвенники - всё это прошлое и Дугин предлагает выработать нечто более оригинальное - чего ещё никогда не бывало, - замечает украинский философ и делает краткий экскурс в историю поиска русской идеи. Критика серьёзная. Способна ли Россия отречься от своих европейских корней и стать особой цивилизацией или она должна оставаться органической частью европейской и уже на её основе пытаться выстроить своеобразное положение? Как могут быть выработаны новые идеи? Как это происходило начиная с императора Петра Великого, продолжая периодом русского культурного расцвета в XIX веке и проеданием его наследия в период большевистского гнёта? Кто этим будет заниматься теперь? Только один Дугин, пишущий десятки книг? Что бы на это ответил сам Александр Гельевич?
Канал Андрея Баумейстера / @andriibaumeister
Письмо А. С. Пушкина П. Я. Чаадаеву (1836 г.)
«Что касается мыслей, то вы знаете, что я далеко не во всем согласен с вами. Нет сомнения, что схизма (разделение церквей) отъединила нас от остальной Европы и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясли, но у нас было свое особое предназначение.
Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие Европы было избавлено от всяких помех…
Наше духовенство, до Феофана, было достойно уважения, оно никогда не пятнало себя низостями папизма и, конечно, никогда не вызвало бы реформации в тот момент, когда человечество больше всего нуждалось в единстве.
Согласен, что нынешнее наше духовенство отстало. Хотите знать причину? Оно носит бороду, вот и все. Оно не принадлежит к хорошему обществу.
Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться. Войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы - разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? Татарское нашествие - печальное и великое зрелище.
Пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству (к русскому единству, разумеется) оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре, - как, неужели все это не история, а лишь бледный и полузабытый сон? А Петр Великий, который один есть целая всемирная история! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел вас в Париж? И (положа руку на сердце) разве не находите вы чего-то значительного в теперешнем положении России, чего-то такого, что поразит будущего историка? Думаете ли вы, что он поставит нас вне Европы?
Хотя лично я сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора - меня раздражает, как человек с предрассудками - я оскорблен, - но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал…»
Ф. М. Достоевский: «Во всяком случае одно кажется ясным, именно: мы нужны Германии даже более, чем думаем. И нужны мы ей не для минутного политического союза, а навечно. Идея воссоединенной Германии широка, величава и смотрит в глубь веков. Что Германии делить с нами? объект ее - все западное человечество. Она себе предназначила западный мир Европы, провести в него свои начала вместо римских и романских начал и впредь стать предводительницею его, а России она оставляет Восток. Два великие народа, таким образом, предназначены изменить лик мира сего. Это не затеи ума или честолюбия; так сам мир слагается. Есть новые и странные факты и появляются каждый день. Когда у нас, еще на днях почти, говорить и мечтать о Константинополе считалось даже чем-то фантастическим, в германских газетах заговорили многие о занятии нами Константинополя как о деле самом обыкновенном. Это почти странно сравнительно с прежними отношениями к нам Германии. Надо считать, что дружба России с Германией нелицемерна и тверда и будет укрепляться чем дальше, тем больше, распространяясь и укрепляясь постепенно в народном сознании обеих наций, а потому, может быть, даже не было и момента для России выгоднее для разрешения Восточного вопроса окончательно, как теперь».
Продолжил мысль Ивана Ильина русский офицер, герой Второй Отечественной войны, Евгений Месснер (1891-1974), писавший: «Всемирная Революция форм общественной жизни человечества пользуется перерождением психики людей и человечества, происходящим на протяжении последних десятилетий. Имя этому перерождению - большевизм.
С балкона дома Кшесинской Ленин провозгласил российскому народу свободу выявления максимализма в политике, в социальной жизни, в личной жизни и во внутренней жизни человека: дозволено все - от грабежа «награбленного» до полового разврата. Большевизм перестал быть доктриной ленинского крыла социал-демократической партии, но стал психическим поветрием. К большевизму тянется всяк, кто обижен жизнью, кто живет в нужде и не желает с этим мириться, кто лишен чего-то, что кажется ему необходимым, кого гнетет зависимость от кого-либо, кто чувствует себя национально порабощенным, в ком нарастает страстная мстительность, в ком эта страстность выкорчевывает унаследования верования и подавляет природные добрые задатки.
Люди, проделавшие две всемирные войны и прочувствовавшие непосредственно или при посредстве газет и радио десятки локальных войн и политических переворотов, недоворотов, заворотов, экономических кризисов, перемен конъюнктуры, народнохозяйственных депрессий, девальваций, пережившие, как жертвы или как свидетели, депортации, репатриации, эвакуации, - утомились жить, утратили смысл жизни, впали в безысходный пессимизм. А молодежь, в нервных условиях современности преждевременно достигающая полового, морального, умственного, социального, политического созревания, живет без идеалов, без идей. Беспризорные дети «промотавшихся отцов» стоят пред призраком атомного всеуничтожения и усваивают простую жизненную философию: «Жизнь коротка- пользуйся ею!» Отсюда бешенство эгоцентризма; отсюда - потребность в насильнических действиях, в иррациональных, беспричинных буйствах; отсюда - экзальтированный материализм, сопряженный с нигилизмом (не с тем базаровским, позерским, снобистским, а с трагическим нигилизмом людей, для которых прошедшие века, годы и дни - nihil, настоящее - nihil и, что ужаснее всего, будущее - nihil).
Опустошенные души старших поколений и нигилистические души молодежи - вот тучная нива, на которой произрастает большевизм. Это пагубное терние заглушило в людских массах ростки общественных начал и старое определение «человек есть животное общественное» стало условным: общественным бывает лишь в моменты, когда в нем пробудятся дремлющие или крепко спящие силы Добра, а вообще же он - животное стадное.
Большевизм изломал психику народных масс. Поэтому в каждом народном движении нашего времени - революционном, ре-революционном, контрреволюционном - неизбежны примесь или хотя бы налет большевизма. Гитлер - национал-большевик, Неру - космополито-большевик, Рузвельт - демократо-большевик, Фарук - монархо-большевик. Покуда большевизм смешивали с ленино-сталинским коммунизмом, оскорбительным и чудовищным было наименование «большевик справа», но профессор И.А. Ильин разграничил понятия (большевизм - это брожение, коммунизм- это консолидация) и теперь нет диффамации в словах «большевизанствующий капитализм», «пробольшевистский парламентаризм», «либерало-большевик», «большевик справа». Почти каждая политическая и социальная группа, почти каждое рационалистическое или идеалистическое движение носят в себе бациллы большевизма, ибо они повсеместны. Даже «Хартия прав человека», провозглашенная 10.11.1948 г. наивногуманными представителями 58 государств, имеет большевистский душок: она, как речь бессовестного демагога, кричит о множестве прав и умалчивает об обязанностях - это именно и характерно для большевистского миропонимания, охватившего свет.
Большевизм, то есть психическое состояние брожения, консолидируется в тоталитаризме, из разновидностей которого коммунизм является наиболее организованным и наиболее активным во Всемирной Революции. Коммунизм дает большевистски настроенным людям политическую, социальную и моральную программу и таким образом их революционное мышление и чувствование превращает в революционное делание».
Как интересно...! Нам снова предлагается взять Европу! Теперь то понятен смысл фразы "мы можем повторить". А цель какая на этот раз?
Вам ничего не предлагается, что вам тут интересно, если вы ничего не понимаете, молча и мимо. Дугин все правильно говорит.
Путин в шутку как-то сказал, что и мы можем защитить Европу и зачем им НАТО. Но в каждой шутке...
Тихомиров Лев Александрович (1852-1923):
«Всякий сколько-нибудь наблюдавший европейские страны знает очень хорошо, что наши либеральные ходячие понятия о свободе по своей преувеличенности именно подходят к понятиям европейских анархистов, а не либералов.
Космополитизм нашего образованного класса должен был выродиться в нечто еще худшее. Анархист французский или немецкий ненавидит вообще современное общество, а не специально свое - немецкое или французское. Наш космополит, в сущности, даже не космополит, для его сердца не все страны одинаковы, а все приятнее, нежели отечество. Духовное отечество для него - Франция или Англия, вообще "Европа"; по отношению к ним он не космополит, а самый пристрастный патриот. В России же все так противно его идеалам, что и мысль о ней возбуждает в нем тоскливое чувство. Наш "передовой" образованный человек способен любить только "Россию будущего", где от русского не осталось и следа.
Особенно часто истинно враждебное чувство к Великороссии. Это натурально, потому что, в конце концов, только гением Великороссии создана Россия действительная. Не будь Великороссии, особенно Москвы, все наши окраинные русские области представляли бы ту же картину обезличенной раздробленности, как весь остальной славянский мир. Изо всех славянских племен одна великорусская раса обладает великими государственными инстинктами. Поэтому она возбуждала особенную ненависть в том, кому противно в обществе все историческое, органическое, не случайное, не произвольное, а необходимое. Потому и популярны у нас историки, как Костомаров, потративший столько сил для развенчания всей патриотической святыни Великой России, уничтоживший Сусаниных, в своей истории Смутного времени до того ничего не понявший, что в конце концов объявил эту эпоху скорее принадлежащею к польской истории, нежели к русской».
Пытается выдумать новый Новый Завет?
Продолжил мысль Ивана Ильина русский офицер, герой Второй Отечественной войны, Евгений Месснер (1891-1974), писавший: «Революция произошла в шести различных сферах. Немыслимо предвидеть, в каких именно народах возникнут шесть плацдармов Ре-революции. Но можно допустить надежду, что российский народ образует несколько плацдармов. Мысль эта основывается не на мистических предсказаниях - русских и иностранных - о возлежащей на России миссии дать новый свет человечеству, а на учете реальных обстоятельств, в СССР обнаруживающихся.
1. Кремлем в оборонческих целях дозволенный национализм и навязываемый ему шовинизм иммунизировали страну к интернационализму, характерному для всемирной дипломатии в Свободном мире.
2. Коммунистические лозунги, продолжающие оставаться для части молодежи других наций захватывающе-прогрессивными, кажутся молодым поколениям в СССР реакционными; поэтому молодежь там и даже комсомол отходят от правящей партии, в которой к тому же энтузиазм и фанатизм заменены рутиной.
3. Коммунизм СССР отступает под давлением стихийно нарастающей мелкобуржуазности масс и буржуазности привилегированных слоев.
4. Так называемое «бесклассовое общество» расслоилось, и народ за четыре десятилетия Революции возненавидел коммунистический класс во стократ сильнее, чем невзлюбил дворянский класс за четыре столетия существования Царства.
5. Изжив Коллонтай-Крупскую мерзость, народ в своих нравах оказался ныне чище многих народов Запада, а суровость режима приучила его к дисциплинированности, какая отсутствует в Свободном мире.
6. В муках сорокалетней борьбы против чуждого учения народ духовно окреп и его сознание подымается по ступеням религиозности на высоты, недоступные нациям, не познавшим такого падения, страдания, преодоления и духовного восхождения. И это - важнее всего, ибо плацдарм Ре-революции сознания - важнейший из плацдармов. На Западе этот плацдарм подготовлен пока слабее всех прочих».
«Много пришельствова душа моя, с ненавидящими мира бех мирен… Помощь моя от Господа, сотворшаго небо и землю… Уклоняющиеся же в развращения отведет Господь с делающими беззаконие… Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии. Аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий…».(«Псалтирь», 119,6; 120,2; 124,5; 126,1).
«…русская революция подготовлялась на протяжении десятилетий (с семидесятых годов) - людьми сильной воли, но скудного политического разумения и доктринерской близорукости. Эти люди, по слову Достоевского, ничего не понимали в России, не видели ее своеобразия и ее национальных задач. Они решили политически изнасиловать ее по схемам Западной Европы, «идеями» которой они как голодные дети объелись и подавились. Они не знали своего отечества; и это незнание стало для русских западников гибельной традицией со времен главного поносителя России - католика Чаадаева...
Русские революционеры не понимали величайших государственных трудностей, создаваемых русским пространством, русским климатом и ничтожной плотностью русского населения. Они совершенно не разумели того, что русский народ является носителем порядка, христианства, культуры и государственности среди своих многонациональных и многоязычных сограждан. Они не желали считаться с суровостью русского исторического бремени (на три года жизни - два года оборонительной войны!) и хотели только использовать для своих целей накопившиеся в народе утомление, горечь и протест. Они не понимали того, что государственность строится и держится живым народным правосознанием и что русское национальное правосознание держится на двух основах - на Православии и на вере в Царя. Как «просвещенные» неверы, они совершенно не видели драгоценного своеобразия русского Православия, не понимали его мирового смысла и его творческого значения для всей русской культуры. Они не видели тех опасностей, которые заложены для России - в неуравновешенности русского темперамента, в незрелости русского добродушного, по-детски увлекающегося и шаткого характера и в его многосотлетней непривычке активно и ответственно строить свое государство. Они не понимали, что западные демократии держатся на многочисленном и организованном «среднем сословии» и на собственническом крестьянстве и что в России нет еще ни того, ни другого».
Иван Ильин
«...наибольшим безумием революции была для русской интеллигенции, уверовавшей в пригодность и даже спасительность западно-европейских государственных форм для России и не сумевшей выдвинуть и провести необходимую новую русскую форму участия народа в осуществлении государственной власти. Русские интеллигенты мыслили «отвлечённое формально, уравнительно; идеализировали чужое, не понимая его; «мечтали» вместо того, чтобы изучать жизнь и характер своего народа, наблюдать трезво и держаться за реальное; предавались политическому и хозяйственному «максимализму», требуя во всем немедленно наилучшего и наибольшего; и все хотели политически сравняться с Европой или прямо превзойти ее.
И теперь еще люди этого сентиментально-мечтательного поколения покидают земную жизнь, не передумав и вменяя себе это самодовольное упрямство в заслугу «стойкости» и «верности»... Они так и не поймут, что глупо глотать все лекарства, полезные другим; что пальмы и баобабы не всюду растут на воле; что страусы не могут жить в тундре; что республика и федерация требуют особого правосознания, которого многие народы не имеют и коего нет и в России. Не поймут, что народы, веками проходившие через культуру римского права, средневекового города, цеха и через школу римско-католического террора (инквизиция! религиозные войны! крестовые походы против еретиков! грозная исповедальня!) - нам не указ и не образец... Ибо мы, волею судьбы, проходили совсем другую школу - сурового климата, татарского ига, вечных оборонительных войн и сословно-крепостного строя. Что «немцу здорово», то русского может погубить...
Так безумие русской революции возникло не просто из военных неудач и брожения, но из отсутствия политического опыта, чувства реальности, чувства мери, патриотизма и чувства чести у народных масс и у революционеров. Люди утратили органическую национальную традицию и социально-политическое трезвение».
Иван Ильин
Хороша идейка, в русском стиле😅
Константин Леонтьев: «Зачем я пойду в Рим за Соловьевым? Мне ни для личного спасения, ни для процветания нашей отчизны этого не нужно.
Если бы мне было категорически объявлено свыше, иерархически объявлено, что вне Римской Церкви нет мне спасения за гробом, - и что для этого спасения я должен отречься и от русской национальности моей (которая так мне драгоценна), то я бы отрекся от нее не колеблясь, как отрекались первые христиане и от узкой иудейской народности, и от слишком широкой римской государственности (там, где она посягала на их внутренний Mip).
Но возможность личного спасения видимо признает Соловьев и на лоне Восточного Православия. Зачем же я пойду в Рим, когда никто, имеющий право духовно мне повелевать, этого мне не предписывает? Ни Всевосточный Собор, ни Восточные Патриархи, ни Св. русский Синод - мне этого еще не сказали!
Владимир Соловьев для меня не имеет ни личного мистического помазания, ни собирательной мощи духовного собора.
Я признаю за ним с радостью и любовью силу личного духа, но духовной силы благодати не признаю за ним. В этом смысле, в смысле обязательности, катихизис самый краткий, сухой и плохо составленный, но духовною цензурою просто-напросто одобренный, для меня, православного, в миллион раз важнее всей его учености и всего его таланта!»
СМОТРИТЕ ВИДЕО "ПУТИН: У «АЛЬТЕРНАТИВЫ ДЛЯ ГЕРМАНИИ» НЕТ ПРИЗНАКОВ НЕОНАЦИЗМА / ЕВРОПА СТРАДАЕТ ОТ ОККУПАЦИИ США" ruclips.net/video/k2eFhC1S1G0/видео.html