Гражданин поэт (13-20)

Петербург. Начало века.
Ветер.
Снег.
Фонарь.
Аптека.
За окном товарищ Блок.
Он сидит и пишет в блог.
-- В мире нечему меняться --
Ни начала, ни конца.
Предо мной идут двенадцать --
За плечами ружьеца.
Лысоваты, безбороды,
Жир на брюхе, оцени!
Это путинские годы --
Были тучными они.
Хороши, скажу без лести,
В длинных кожаных пальто.
Хоть идут они на месте,
Но стабильность же зато!
Вот так Вовка -- он речист,
Вот так Вовка -- он чекист!
Рашку-дуру охмуряет,
Заговаривает!
Рашка думает -- потеха!
Запад думает -- да ну...
Трах-тах-тах! И только «Эхо»
Будит изредка страну.
Вот идут они, двенадцать,
Гордо выпятивши грудь.
Чтоб без дела не слоняться,
Каждый отнял что-нибудь.
Первый отнял НТВ --
Легче стало голове!
После был шестой канал,
Но и он не проканал.
Третий год -- парнишка тертый:
Был «Норд-Ост», а стал отстой.
Отнял выборы четвертый
И политику -- шестой.
Стало резко не до смеха.
Все заткнулись, как на грех.
Трах-тах-тах! И только «Эхо».
«Эхо» плакало за всех.
Ночь.
Пурга.
Фонарь.
Аптека.
У восьмого, мать честна,
В Штатах сдохла ипотека
И стабильность унесла.
На девятый и десятый,
Ставши временным главой,
Править стал какой-то мятый,
Неактивный, неживой.
Без особого успеха
В либерала он играл...
Бла-бла-бла! И только эхо
Повторяло: «Либерал».
И опять идут двенадцать.
Главный враг разоблачен:
Стало «Эхо» обвиняться
В чем попало и ни в чем.
И двенадцатая веха
Оказалась круче всех:
Трах-тах-тах! Прижали «Эхо».
Трах-тах-тах -- и только эх.
Так идут державным шагом
В черной коже и шерсти
И, боюсь, считают благом
Пару раз еще прийти.
Мы на радость всем буржуям
Шефа в попу расцелуем,
Зацелуем до крови --
Господи, благослови!
Кто там ходит за бураном
В белом венчике из роз,
В сапогах, в бушлате рваном?
Это точно не Христос.