МИХАИЛ ЗОЩЕНКО, ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ. Читает Владимир Усанов

МИХАИЛ ЗОЩЕНКО
ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ
Откровенно говоря, я предпочитаю хворать дома.
Конечно, слов нет, в больнице, может быть, светлей и культурней. И калорийность пищи, может быть, у них более предусмотрена. Но, как говорится, дома и солома едома.
А в больницу меня привезли с брюшным тифом. Домашние думали этим облегчить мои неимоверные страдания.
Но только этим они не достигли цели, поскольку мне попалась какая-то особенная больница, где мне не всё понравилось.
Всё-таки только больного привезли, записывают его в книгу, и вдруг он читает на стене плакат: «Выдача трупов от 3-х до 4-х».
Не знаю, как другие больные, но я прямо закачался на ногах, когда прочёл это воззвание. Главное, у меня высокая температура, и вообще жизнь, может быть, еле теплится в моём организме, может быть, она на волоске висит - и вдруг приходится читать такие слова.
Я сказал мужчине, который меня записывал:
- Что вы,- говорю,- товарищ фельдшер, такие пошлые надписи вывешиваете? Всё-таки,- говорю,- больным не доставляет интереса это читать.
Фельдшер, или, как там его,- лекпом, удивился, что я ему так сказал, и говорит:
- Глядите: больной, и еле он ходит, и чуть у него пар изо рту не идёт от жара, а тоже,- говорит,- наводит на всё самокритику. Если,- говорит,- вы поправитесь, что вряд ли, тогда и критикуйте, а не то мы действительно от трёх до четырёх выдадим вас в виде того, что тут написано, вот тогда будете знать.
Хотел я с этим лекпомом схлестнуться, но поскольку у меня была высокая температура, 39 и 8, то я с ним спорить не стал. Я только ему сказал:
- Вот погоди, медицинская трубка, я поправлюсь, так ты мне ответишь за своё нахальство. Разве,- говорю,- можно больным такие речи слушать? Это,- говорю,- морально подкашивает их силы.
Фельдшер удивился, что тяжелобольной так свободно с ним объясняется, и сразу замял разговор. И тут сестричка подскочила.
- Пойдёмте,- говорит,- больной, на обмывочный пункт.
Но от этих слов меня тоже передернуло.
- Лучше бы,- говорю,- называли не обмывочный пункт, а ванна. Это,- говорю,- красивей и возвышает больного. И я,- говорю,- не лошадь, чтоб меня обмывать.
Медсестра говорит:
- Даром что больной, а тоже,- говорит,- замечает всякие тонкости. Наверно,- говорит,- вы не выздоровеете, что во всё нос суёте.
Тут она привела меня в ванну и велела раздеваться.
И вот я стал раздеваться и вдруг вижу, что в ванне над водой уже торчит какая-то голова. И вдруг вижу, что это как будто старуха в ванне сидит, наверно, из больных.
Я говорю сестре:
- Куда же вы меня, собаки, привели - в дамскую ванну? Тут,- говорю,- уже кто-то купается.
Сестра говорит:
- Да это тут одна больная старуха сидит. Вы на неё не обращайте внимания. У неё высокая температура, и она ни на что не реагирует. Так что вы раздевайтесь без смущения. А тем временем мы старуху из ванны вынем и набуровим вам свежей воды.
Я говорю:
- Старуха не реагирует, но я, может быть, ещё реагирую. И мне,- говорю,- определённо неприятно видеть то, что там у вас плавает в ванне.
Вдруг снова приходит лекпом.
- Я,- говорит,- первый раз вижу такого привередливого больного. И то ему, нахалу, не нравится, и это ему нехорошо.