Видео

12:08 гляди на море впрок и сколько нужно плачь: кто сломан поперек, тот никому не врач: тот тёмен и ничем не подтверждает бога ты, помнится, смеясь вращал земную ось теперь ты только грязь, промерзшая насквозь: от этой красоты тебе страшней намного ты знаешь, каково продраться через бой, но как после всего, что сделали с тобой под этими лежать простыми небесами? выкатывать в песок клубок из сизых жил чем ты, дерьма кусок, такое заслужил все полубоги тут управились бы сами реви и не таи, хрипи и говори: они сожгли мои хлева и алтари, пытались и меня, но главного не выжгли теперь я буду куст или бесплотный дух, потом вернется вкус, потом отложит слух потом позволят спать чугунные нервишки и хриплый, как мертвец, в вечернюю зарю я с кем-то наконец живым заговорю: - вот бешеные, да, показывать такое? и кто-нибудь кивнёт, и я узнаю боль, как с тела черный лёд вдруг обдирают вдоль, а там комок смолы, тепла и непокоя.

26:03 Вот кофе, и не думай ни о чём. Тот молод здесь, кто лучше освещён. Официант насвистывает Верди. Вот бровь моста, вот колокольни клюв. Вот сваи троеперстием сомкнув, Вода поёт преодоленье смерти. Бельё пестрит. Глициния цветёт. Соединяя этот мир и тот, Свет за монетку щёлкает над фреской. Пасхальная Венеция, цинга Твои фасады жрёт и берега И всякую морщинку чертит резкой, Но погляди: ведь ты затмила всех. В проулках тишь, на набережной смех, А к белому приносят сыр скаморца. И пена яркая обходит катер вдоль, Как седина лукавая, как соль В кудрях тяжёлых средиземноморца. Я не бедствую, - Стефано говорит, - не бедствую, - Жую зелень морскую да кожуру небесную: Есть ещё забегаловка на Фондамента-Нани: Полторы монеты за бутерброд с тунцом. Там таким утешенье: с мятым сухим лицом И дырой в кармане Я не сетую, - он утверждает, - я себя даже радую - Я повсюду ношу с собой фляжку с граппою: В клетчатой жилетке ли, в пиджаке ли. Четверть века назад мой друг, докторам назло, Делал также, пока сердечко не отвезло Бедолагу на Сан-Микеле. Это была опера, девочка, как он пил, это был балет его: Жалко, ты никогда не увидишь этого, - Только и успевали бросать на поднос закуски. А потом зашёл - его нет, и после зашёл - всё нет. А поэт ли он был, не знаю, разве поэт? Чёрт его разберёт по-русски.

30:10 "что-то набрасывая, бубня, половину сразу вымарывая в новые прекрасные ебеня волоча излюбленные кошмары глотку розовую, как тюрьму, отворяя на радость гарпиям и грифонам мы выходим по одному к хорошо отстроенным микрофонам говорят, что мы тяжело больны (когда мы больны, мы скорее вскроемся, чем расскажем) говорят, пророки новой волны уже здорово обгоняют нас по продажам ай, удачи им, служба эта туга: чтоб в толпе потрясенно плакали и вздыхали - вынимать из горла кинжалы и жемчуга вперемешку с черными потрохами из моих посадочных можно сшить чешую до пят, из гостиничных карточек выложить мостовую из всех девочек, что лгут, что с тобою спят, господи, найти бы одну отважную и живую тех, кто высмеет каждую из моих и твоих невзгод, как и каждую из наград, можно выстроить в армию до луны, по трое и поэтому вот, держи мою руку, брат, мне знакомы эти ады, я тебя прикрою потому что нам выданы смерть и путь, и немного на прожитье, чтобы мама бедная не рыдала если станут в руки совать еще что-нибудь - то достаточно только зрения, только дара рядом с нами болеет любая плоть, даже клявшаяся терпеть: как мы жаждем этих подачек если ты влюблен, то дай себя распороть, чтоб орать и петь, - и держись от нее подальше потому что нас любят ставить, чтоб пореветь, расскажи мне, где я мертвец, забери отсюда но в следах наших ничего не растет вовек, и от вздоха трескается посуда для того из нас каждый невыносим и себе не рад, чтобы не проснуться поводырём и не обрасти благодарной паствой но пока мы здесь, мы им задницу надерём, собирайся, брат выходи и властвуй"

32:13 особенно твой смех. неслыханная власть. была задирой, хорошо дралась и в трепете вокруг держала наглецов всех. а на тебя смотрю, как дети на салют: не знала, что таких из плоти создают - как если б дух воды решил, что он танцовщик, как если бы гроза могла поцеловать. ты моря под дождем раскрытая тетрадь, а я курю и глаз не отвожу с причала. казалось, больше мир меня не удивит. у демонов моих ошеломленный вид. и если б не стихи, я точно бы кричала кричала бы: не смей, я древний человек, на мне семья и дом, я начинаю бег примерно в семь утра, по замкнутому кругу. я ненавижу ждать. не раздувай огня. не расточай даров, не обнимай меня так сладко и легко, как старую подругу - ты молодой циклон, я опытный солдат. вон там, с набитым ртом, за нами ходит ад, циничен и учтив, как свадебный фотограф. но разве для тебя запреты и края. и если вдруг любовь, то вся она твоя, немедленно, без слёз, сомнений и итогов - поэтому бери, тут на десятерых. не всякие цари заслуживают стих за две улыбки, но тебе - за счастье. покажешь мне свои холмы и острова, а я буду идти и рассыпать слова, по ним потом одной не страшно возвращаться.